В последние годы своей жизни Малевич писал в основном натурные пейзажи и реалистические портреты, для которых моделями служили его родные, близкие, друзья и ученики. Особенно примечателен ряд портретных полотен, в которых явно проступает ориентация на мастеров итальянского Возрождения («Портрет Н. А. Манченко, жены художника»). Портретная концепция позднего Малевича в полной мере нашла свое выражение в «Автопортрете» (1933 г.), получившем второе название «Художник». Проникнутый ощущением «духовной миссии», он стал последним творением живописца. «Художник открывает мир и являет его человеку… быть художнику среди вещей необходимо, ибо через него открывается новая симметрия, новая природа, он находит (как это принято называть) красоту…» – писал Малевич, уже не считая художника «пережитком прошлого».
Осенью 1933 г. Малевич неизлечимо заболел и в мае 1935 г. скончался у себя дома в Ленинграде. По завещанию художника урна с его прахом покоится в дачном поселке Немчиновка, который при жизни был для него «самым дорогим местом на земле». Над захоронением установлен памятник, спроектированный Н. Сутиным, – куб с черным квадратом. Во время войны могила художника была разрушена, и этот памятный знак восстановили лишь в 1988 г.
МАНЕ ЭДУАРД (ЭДУАР)
(род. 23.01.1832 г. – ум. 30.04.1883 г.)
Выдающийся французский художник-реалист, глава художественного направления «Батиньольская школа».
Создатель около 200 живописных работ.
Обладатель почетных наград: медали II степени за «Портрет охотника на львов» (1881 г.), ордена Почетного легиона (1881 г.).
Эдуард родился в Париже, в достаточно обеспеченной семье высокопоставленного юриста Огюста Мане. Его мать Эжени-Дезире Фурье происходила из старинного буржуазного рода. Родители дали сыну прекрасное образование и прочили ему карьеру юриста. Но, еще обучаясь в коллеже Роллена, Эдуард увлекся рисованием. И хотя на частных уроках мальчик вместо античных бюстов рисовал головы своих соседей и часто сбегал с уроков для серьезных занятий гимнастикой, он мечтал быть только живописцем. Став старше и проявив достаточно упорства, юноша отказался от юриспруденции и пошел на компромисс с отцом, попытавшись поступить в мореходную школу. Экзамены Мане провалил и в 1848 г. отправился юнгой в учебное плавание на паруснике «Гавр и Гваделупа» в Рио-де-Жанейро. На корабле он совершенствовался в рисовании и даже обучал желающих азам живописи.
Возвратившись в Париж, Мане в очередной раз проваливается на экзаменах, и отец наконец предоставляет сыну возможность заняться живописью. Днем Эдуард обучался в мастерской Тома Кутюра (до 1856 г.), вечером писал в Академии Сюисса, а в воскресенье выезжал в окрестности Фонтенбло на натуру. За годы учебы Мане навсегда проникся отвращением к салонной исторической живописи. «Я ненавижу все бесполезное, – писал он своему лучшему другу А. Прусту, – …суть дела заключается в том, чтобы идти своей дорогой, не беспокоясь, что о тебе болтают». Покинув мастерскую Кутюра, юный художник уничтожил почти все свои академические работы, но выбрать свой путь в живописи ему удалось далеко не сразу. Еще три-четыре года он пытался изжить в себе каноны романтической школы, а влияние реалистической французской школы XVIII в. просматривалось в большинстве его ранних работ («Мальчик с вишнями», 1859 г.; «Мыльные пузыри», 1867 г.).
Из поездок в Дрезден, Прагу, Вену, Мюнхен, Флоренцию и Рим, где Мане в музеях изучал живопись старых мастеров, он привез массу зарисовок и набросков. Симпатии Эдуарда были на стороне «ясных вещей и спокойных сюжетов». Взгляд художника находил в своей эпохе, в собственном окружении множество тем для будущих картин. Мане изображал будничное со свойственной ему серьезностью и объективностью. «Наш долг извлечь из нашей эпохи все, что она может нам предложить, не забывая, что было открыто и найдено до нас», – утверждал он.
Первая попытка выставить свою картину «Любитель абсента» в Салоне 1859 г. принесла художнику горькое разочарование. Изображение опустившегося оборванца было признано недостойным занимать место в выставочном зале, и только один Делакруа подал свой голос в защиту Мане. Более благожелательно в 1861 г. были встречены жюри картины «Гитарреро» и «Портрет родителей». Успешно прошла и небольшая персональная выставка ранних работ в галерее Мартине. Однако с 1863 г. положение резко ухудшилось. Ни испанская серия («Лола из Валенсии», «Старый музыкант», «Уличная певица», «Музыка в Тюильри», «Испанский балет»), выставленная на второй персональной выставке, ни реалистические «Портрет м-ль В. в костюме эспанда», «Портрет молодого человека в костюме махо», ни тем более «Завтрак на траве», представленные в Салон, не были приняты ни критикой, ни публикой.
Живопись Мане поносилась изощренно и безжалостно: «смутьян, выступающий против условностей и приличий, против элегантного общества», «недоучка и бездельник, который дурачит публику», «его работы – это карикатуры, а не колорит» – такие обвинения сыпались на него со всех сторон. Выставленное в «Салоне Отверженных» полотно «Завтрак на траве» император объявил «оскорбляющим нравственность». Критика жестоко обошлась и с картинами Мане следующего Салона, 1864 г. – «Христос и ангелы», «Эпизод боя быков». Но больше всего нападок выдержала бедная «Олимпия» (1863 г.), которая была выставлена в 1865 г. Отталкиваясь от тициановской «Венеры», художник наполнил композицию новым содержанием. Изобразив на полотне юную натурщицу (любимую модель – Викторию Меран), он окружил ее блеском зеленых шелковых занавесей, поднял на высоком, как пьедестал, ложе, дал ей в свиту негритянку с огромным букетом цветов и черную кошку. Среди этой роскоши ее фигурка стала какой-то маленькой, особенно трогательной и очень одинокой. Озлобленная «просвещенная» публика, считавшая «Олимпию» «непристойной и циничной», угрожала уничтожить картину, и к полотну вначале приставили двух стражников, а затем перевесили его под самый потолок. Мане был в отчаянии, ведь, как справедливо сказал о затравленном живописце его друг и защитник Э. Золя, «этот художник-бунтарь любил и ценил общество. Он мечтал об успехе – таком, каким он бывает в Париже, с комплиментами женщин, лестью прессы и приемами в Салонах, с широкой жизнью среди восхищенной толпы».
Действительно, этот «зловредный художник» был обаятельным, полным такта, хорошо воспитанным светским человеком, подлинным джентльменом с привлекательной наружностью, доброй улыбкой и отзывчивой душой. Мане всегда признавал чужой талант и никогда не призывал ни уничтожить старую живопись, ни создать новую. Он только хотел, чтобы его принимали таким, каков он есть, и не заставляли быть другим. Пытаясь укрыться от нападок, Мане уехал в Испанию и там, в музеях Мадрида, открыл для себя творчество Гойи и Эль Греко, в подражании которым его потом обвиняли. Но оставаться долго за границей художник не мог, он был истинным парижанином и чувствовал себя хорошо только в Париже.
Вскоре, огорченный неудачами, Мане меняет свои привычки. Он все реже посещает встречи художников, совершая вместо этого бесцельные прогулки по городу, а свободное от работы в мастерской время проводит со своей женой, красивой и доброй Сюзанной Ленхоф. Эдуард познакомился с этой голландской пианисткой, чей талант отмечал Ф. Лист, еще в 1852 г., когда она давала уроки музыки в доме его родителей. В том же году она родила сына Леона Коэла Ленхофа, и Эдуард стал его крестным отцом. Возможно, он был его родным сыном, но они договорились называть его младшим братом Сюзанны. Мальчик воспитывался в семье художника. 28 октября 1863 г. Эдуард и Сюзанна обвенчались в голландском городке Зальт-Боммель. Это был прекрасный союз двух талантливых людей, освященный любовью и верностью. Художник запечатлел свою жену и сына на картинах «М-м Мане за роялем» (1867 г.), «Чтение», «Завтрак в мастерской» (обе в 1868 г.), «Мальчик со шпагой» (1861 г.), «На пляже в Берке» (1874 г.). Добрые отношения в семье помогали Мане пережить долгий период непонимания и нападок, продолжавшийся почти до конца его творческой жизни.